Обида, вина и стыд — три кита, на которых чаще всего строили отношения с детьми наши родители. «Посмотри на себя: ты весь в грязи!» «Как тебе не стыдно, ты же девочка!» «Ты меня расстраиваешь!» «Хочешь попрыгать в этой луже?» — спросила однажды сына наша колумнистка тренер и сертифицированный коуч Erickson Coaching International Алия Дикомбаева. Оказывается, так было можно. И у нее совсем другие киты. Для взрослых.
С бабушкой по маминой линии, человеком, сформировавшим меня как личность, связано самое яркое воспоминание детства. Мы жили в российской деревне на Южном Урале, в Челябинской области. В бабушкином доме была русская печь, в которой она пекла хлеб и булочки из сдобного теста. Их называют в тех краях шаньгами и, перед тем как поставить печься, обмазывают смесью из домашней сметаны и муки. В процессе запекания получается очень вкусная хрустящая корочка. Я любила день, когда бабушка пекла. Это был настоящий ритуал: она ставила опару рано, потом несколько раз вымешивала тесто. Помню очень ярко одно утро. Мне пять, скачу рядом с ней — маленькой, молчаливой, всегда в фартуке. Она была немногословной, но излучала любовь. Затапливается печь — дрова, угли, гора кислого теста на столе. Формируется хлеб, шаньги. Мне страшно не терпится — хочется поскорее попробовать выпечку. И вот наступает долгожданный момент: булочки достают из печи — хватаю одну, горячую, с пылу с жару. Наливаю холодного деревенского молока и ем. Вкус детства, ни с чем не сравнимый, больше никогда не повторится так пронзительно, как тогда. Одной шаньги хватило пятилетней девочке, чтобы наесться, но верхушки других булочек были такие вкусные. Поднимаю на нее глаза. Поняв без слов, чего мне хочется, бабушка кивает головой: можно. В тот день я получила не только урок безусловной любви, но и на всю жизнь осознала, что можно мечтать, страстно хотеть чего‑то и нет ничего невозможного для меня.
Социум всегда поставит в рамки: люди, школа, система воспитания. Детство — период, в который нужно расширять границы возможного. Когда у ребенка есть огромное пространство, где он может реализовываться без ущерба для других, это прекрасно. Воспитывая своих детей, я повторяла бабушкино «можно»: «Делай, пробуй, дерзай». Сын редко давал повод для беспокойства: не лазил по деревьям и не ронял на себя шкафы. Но однажды он с радостью ответил согласием на мое предложение попрыгать в луже и насладился процессом от души. Мой принцип воспитания — всё можно. Чем больше запрещаешь, тем больше хочется делать что‑то вопреки.
Книга Кови «Семь привычек высокоэффективных людей» сыграла определенную роль в моем подходе к воспитанию. В ней он говорит, что самое большое предательство, которое мы можем совершить в отношении детей, — это перестать в них верить. Нельзя сомневаться в том, что твой ребенок умный, лучший, справится. Эта вера творит чудеса во всех ситуациях, когда что‑то идет не по плану. Cын начал играть в компьютерные игры, но мне удалось не запаниковать в страхе, что он уйдет в них с головой. Мы нашли рациональное зерно — хороший английский комментаторов игр. Сын сдал IELTS на восемь баллов без репетиторов и углубленного изучения языка. Он знает историю лучше меня, в деталях, может найти несоответствие оружия эпохе, которая показана в игре. Надо отдавать себе отчет в том, что мир меняется и дети воспринимают информацию иначе. Нужно перестать видеть в происходящем опасность. Мы черпали информацию из книг, а они отовсюду: из окружающего сегодняшнего человека «облака» — хранилища информации. И это нормально.
Традиционное воспитание заставляет человека ограничивать себя в желаниях и мечтах. Появляется страх несоответствия и того, что у тебя не получится и над тобой посмеются. Систему образования обязательно надо реформировать — в нынешнем виде она ломает детей. Их учат давать правильные ответы, те, которые записаны в учебнике. Тем самым выставляются границы: редко кто из учителей спрашивает учеников: «А как вы думаете?» Всех интересует формат — пересказ пройденного на страницах пособия, но не мнение ученика. Именно это наносит огромный ущерб формированию образа мышления взрослого человека. Оно становится шаблонным и ограниченным. Взрослея, ребенок перестает к себе прислушиваться. В поиске профессии и предназначения ориентируется на социальные стереотипы и нормы: что модно, что престижно, за что денег больше платят. Здесь истоки конфликта и кризиса, когда в тридцать три года человек задает себе вопрос: а то ли я делаю в своей жизни, получаю ли я от этого удовольствие? Успев поработать к этому времени десять лет и возненавидеть профессию, выбранную по конъюнктурным соображениям, человек ощущает себя глубоко несчастным. Его лишили свободы. А ведь по большому счету качество жизни — это не только количество денег, название должности или размер квартиры. Это ощущение себя на месте в своей жизни.
В свои сорок пять осознала, что самые главные отношения для каждого — это «я плюс я». Потом идут «я плюс другие люди», «я плюс мир». Границы допущений, которые мы позволяем себе, мы устанавливаем и другим людям, и своим детям. Не дать право на ошибку себе означает не позволить ее своим детям. Цепь замыкается — несчастливые родители не могут вырастить счастливых детей и передают им это бремя. Они выполняют базовые функции: накормить, обуть, одеть и проверить уроки. Для меня воспитание заключается в том, чтобы показать детям, как можно жить эту жизнь. Рисковать, быть счастливым, выбирать из множества вариантов, делать то, что ты хочешь.
Ко мне на коучинг приходят люди со всеми внешними признаками социального успеха, но при этом они чувствуют себя глубоко несчастными. Терпеть не могут работу, например, в банке. Но они уже «на крючке»: стаж, опыт, имя, статус, деньги — тормоза, которые прочно держат на месте.
Отправная точка трансформации — это правда. Понимание себя и признание ответственности за свой выбор. Восточная мудрость гласит: чтобы новую воду в кувшин налить, надо старую вылить. С наполнением проблем нет. Самое непростое — от старого избавиться, признать, что где-то был неправ. Страшно осознавать, что занимался не своим делом, потому что в таком случае ставится под сомнение правота и выбор. Как признаться самому себе в том, что немалую часть жизни провел не так, как должен бы был?
Для большинства людей правота напрямую связана с самооценкой. Любая ошибка воспринимается как минус, отсюда рождается потребность быть правым. Но успех — это путь взлетов и падений. Если фокус смещен исключительно в сторону правоты, то в какой‑то момент ты не пойдешь на риск, боясь потерять контроль или гарантии на новой территории. Страх «обнулиться» и на время стать никем мешает идти к успеху — за собой. Так выстраиваются границы, которые потом неосознанно передаются по наследству в родительско-детских отношениях: «Я не делал этого, и ты не будешь». Одна из стратегий счастливой жизни — правильная настройка фокуса. В своих тренингах хочу донести именно это. Нужно идти к цели и видеть ее впереди.
Принятие правды о себе — процесс болезненный. Во время тренингов всегда говорю людям, что не могу обещать, что они изменятся. Но могу гарантировать, что они перестанут себе врать. И даже в случае очередного самообмана будут осознавать, что это ложь. Принятие правды требует большого мужества. Трудно признать, что ты шел не тем путем.
Нет ничего сильнее ментальных привычек. О «ревизии мышления» начинаем задумываться в кризисные моменты жизни. «Наследие», которое мы получили в виде убеждений или установок в семье, в детстве, в процессе жизни, — это тот самый жизненный опыт, который зачастую ограничивает в будущем. Вдохновляет, что, «пробуждаясь», люди все чаще задаются вопросом: «Насколько эффективна моя система убеждений?» Появляется активный интерес к осознанности, которую я трактую как ответственность без вины. Вопрос баланса, или дуальности, обретает серьезное значение: важно не свалиться в обвинение себя или других за неудачи в своей жизни.
Смысл моих тренингов со взрослыми — дать возможность людям увидеть другую парадигму мышления, избавиться от чувства вины, взять ответственность и реализовать свои желания. Хочу видеть счастливыми всех детей в этом мире, влиять на родителей через тренинг.
Стараюсь быть честной с собой. Смысл своего существования вижу в том, что скажу себе, когда буду умирать: «Это была "моя" жизнь». А в пути главное — помнить, что быть счастливыми здесь и сейчас — можно.
