Каково это — любить в себе и мужчину, и женщину, чувствовать двоих; вживаться в образ, переключаться с одного на другой, оставаясь собой вне сцены, рассказывает наш колумнист, российский шоумен, танцор и пародист, создатель и художественный руководитель травести-шоу Evdokimov Show, Анатолий Евдокимов.
На меня оказала большое влияние красавица мама — старший редактор агентства печати «Новости». Каждое утро она собиралась на работу в образе а-ля Марлен Дитрих, будучи ко всему похожей внешне на великую актрису. Неизменный ритуал: привести себя в порядок, наложить грим, накинуть вуаль духов, выбрать блузку, брюки, создать роскошный лук и уйти в АПН, коснувшись шлейфом меня. Атмосфера времен высокой журналистики в агентстве поражала мое воображение. Мне как-то даже пришло в голову спросить маму, работают ли они. «Ну конечно, мы работаем», — своим обычным снисходительно-величественным тоном ответила она. Все происходило так: что-то делается, потом все идут на перекур, а там — сигареты More, разговоры о Франции, об Америке, красиво стряхиваемый пепел, томный взгляд, подруги, Генрих Боровик, с которым мама дружила и общалась. Это был Советский Союз, совершенно отдельный мир — закрытая организация чуть ли не высшего света, — другие женщины, общение. Все это я впитывал, принимал в себя, накапливая ту субстанцию, из которой потом все и родилось.
Если разбирать меня по хромосомам, во мне в равной степени присутствуют мужское и женское начало. С самого детства было очень комфортно быть таким, как есть, — никогда не возникало желания уходить в какую-то одну сторону, принадлежать к женщинам как гендеру. Впрочем, на эмоциональном уровне понимаю и чувствую их. Знаю, что ощущает мощная дива, выходя на сцену с внутренним посылом привлечь к себе внимание и рассказать о любви и успехе.
Состояние Тины Тернер или Уитни Хьюстон мне абсолютно понятно, поэтому, не будучи внешне похожим на женщину, хорошо передаю энергетический заряд. Именно это зрителю и нравится.
Для меня самого остается полной загадкой, как и в какой момент происходит внутреннее переключение на образ персонажа. Даже друзья и бойфренды замечают разницу между Толиком в жизни и «той дивой» на сцене. Говорю о ней в третьем лице, совершенно не ассоциируя себя с героиней вне контекста шоу. Шаг на сцену — и всё. Ощущение, похожее на то, которое приходило в детстве, когда включали музыку, например, Африка Симоне. Как-то напугал танцем мамину подругу, которая была потрясена его внезапной зашкаливающей экспрессией — под песню Hafanana. «Что случилось с ребенком, надо вызывать скорую!» — сказала она тогда. «Ничего не случилось, ребенок танцует», — невозмутимо ответила мама. В школе на дискотеках собирался кружок подражателей.
Танец и музыка были всегда. Знание классики было заложено родителями. С этим связаны два сильных воспоминания детства. Первое — поход с бабушкой на «Лебединое озеро» в Станиславского. Мне потом сказали, что я не разговаривал неделю — так эмоционально переживал это событие.
Из сильных женских образов мне близок еще один, связанный с этой балетной постановкой, — Царевна-Лебедь Врубеля. В ней красота сочетается с чем-то, что вызывает отклик во мне. Печаль моей мамы, мои собственные несчастливые истории любви. В ней есть одиночество уходящей озерной феи Одетты, которой хочется остаться там, где она была. Моя любимая фотосессия была посвящена этому образу, и мне кажется, в каком-то приближении мне удалось это сделать.
Второе значимое воспоминание — принесенная мамой видеокассета с концертом Мадонны в 1991 году. Желание создавать шоу пришло именно тогда и навсегда для меня связано с этой невероятной певицей. В Москве открылся клуб, и меня позвали для организации постановок. Мы мгновенно взлетели, потому что подобных нам практически не было, отсутствие опыта компенсировала востребованность. Нам не хотелось тогда ничего женского, мы были больше похожи на Drug Queen, театр кабуки или актеров Романа Виктюка. Потом что-то менялось: образы, грим, костюмы, техника.
Мне нравится именно театральная история и часть того, что мы делаем. Надеюсь, что смогу держать неизменной тонкую грань, отделяющую искусство от пошлости в нашем направлении — травести-шоу. В профессиональной сфере планы такие. В личной — все образы, повлиявшие на меня, так или иначе ведут к главному, о чем мечтаю, — успеть познать самого себя до конца до того, как уйти.
