Стареющий мир твердит, что ничто не меняется, все всегда было и все всегда будет. Вечно юный мир уверен, что все можно изменить, и при наличии доброй воли и высокой цели — изменить к лучшему. И, пожалуй, самое занятное, что речь идет не о разделении, а об одновременном сосуществовании обоих миров во времени и пространстве. Нынешние двадцатилетние, заботясь о физическом и ментальном здоровье, рассчитывают жить долго и быть активными до ста лет. Нынешние пятидесятилетние не желают отставать от прогресса, упорно продвигают концепцию «пятьдесят — это новые сорок», отказываются от вредных привычек, осваивают йогу и блокчейн. Конфликт поколений впервые в истории человечества сводится к спору о возможности изменить мир к лучшему. Кейт Робертсон, сооснователь международного форума позитивных действий One Young World, безусловно принадлежит юному миру, верящему в возможность лучшего будущего для всей Земли.
Вся моя деятельность опирается на знание о том, что изменения к лучшему для целых стран и народов возможны, причем не в качестве вечно ускользающей великой идеи, а в качестве реальной практики. Я видела формирование нового образа жизни в ЮАР, когда принципы апартеида были отринуты и ушли в прошлое.
Одно из самых ярких впечатлений моей жизни — это Олимпийские игры 1992 года в Барселоне. Необходимое отступление: когда я жила в Южной Африке, она не была допущена к Олимпийским играм из-за сегрегации африканцев и нужно учитывать, что южноафриканцы — большие фанаты спорта, для них спорт значит очень многое и отлучение от олимпийского движения было весьма чувствительным наказанием для каждого из нас. Я помню, как восьмилетней девочкой мечтала о том, что наши спортсмены завоюют золотые олимпийские медали.
И вот я оказалась в Барселоне и увидела весь мир разом на одном стадионе, я была потрясена и восхищена этим зрелищем. То был первый раз, когда ЮАР после длительного перерыва была допущена к участию в Олимпиаде. Ее представляла немногочисленная команда, выступавшая под нейтральным олимпийским флагом, но главное — они вернулись в олимпийскую семью стран.
Позже, в 2004 году, я присутствовала на Олимпиаде в Афинах, смотрела уникальную церемонию открытия и обратила внимание, что громче всего трибуны приветствовали команду Греции, хозяйку Игр, и две самые маленькие команды, состоявшие буквально из трех и пяти человек. Вряд ли кто-то с ходу сможет вспомнить имена тех атлетов из Афганистана и Ирака. Но толпа неистовствовала, приветствуя их, и тогда я задумалась: «Почему так? Почему мы болеем за этих людей?». И ответила себе — это потому, что человечество таким образом говорит тем народам, чьи малочисленные команды проходят по стадиону: «Ты мой брат, и я сожалею о том, что ты страдаешь».
И тогда с необыкновенной ясностью я почувствовала и поняла, что именно так мы должны реагировать, когда видим, что другие страдают. Мы должны думать: «Мне все равно, кто ты, откуда ты. Важно то, что твои дела плохи, и тебе особенно нужна моя поддержка». Идеальный мир — мир Олимпийских игр, где все вместе, все ведут себя достойно, все любят друг друга по-братски.
Но мы, к сожалению, не живем в таком мире. Мы не живем таким образом. И потом, когда смотришь на историю Олимпийских Игр, становится понятно, что сегодня многое в них идет не так, как было задумано изначально. Я думаю, что одна из трагедий современного Олимпийского движения в том, что забыта Олимпийская истина, которая говорит об отказе от войны, что мы соревнуемся друг с другом, но не убиваем друг друга.
Я думаю, что это подход к жизни, отличный от того, в котором мы существуем. И он очень отличается от того, который используют государства. Взглянув на работу ООН сегодня, можно было бы пожелать, чтобы она переняла идеалы Олимпийского движения. Но этого, увы, не происходит.
ООН — хорошая вещь, но давайте посмотрим правде в глаза - она не функционирует.
Несмотря на то, что многие страны в этой организации представляют действительно достойные послы. Но то, что я вижу в OOH, — это не просто послы, это еще 27000 функционеров и комитетов, департаментов, отделов планирования и бюрократов. Это даже не вопрос сколько-нибудь понятного диалога, это вопрос невозможности практических действий для такой громоздкой структуры. Зная, что там есть достойные люди, я не верю, что их 27000. Я не верю в это.
Смотрите, какая проблема — никто не сможет все исправить самостоятельно. Если Китай решил в прошлом году, что его беспокоит изменение климата, что эта проблема существенна, а США говорит, что им все равно… Проблема должна беспокоить всех. То же самое, к примеру, проблема с мировой налоговой системой. Если бы каждая страна и каждая налоговая гавань — все брали налоги с коопераций по одинаковому курсу, не было бы оффшорных финансов. Было бы меньше коррупции, встроенной в систему. Просто представьте. Но из-за того, что национальные государства не готовы работать вместе так же, как они работают вместе во время Олимпиады, решения проблемы нет. Я его не вижу, просто не вижу.
Еще одна вещь, которую необходимо было сделать, — дать молодому поколению возможность решать глобальные проблемы. Сегодняшние тридцатилетние и младше — самое информированное, самое образованное и самое взаимосвязанное поколение в истории человечества. Никогда не было такого поколения. Они совершенно другие — и они могут изменить мир. Сегодня мы видим, что такие страны, как США, сдают позиции на мировой арене. Я думаю, у них много проблем. Мне кажется, этот век будет веком Китая. Меня это беспокоит, потому что я уверена на 100%, что мировая молодежь России, США, Великобритании, Германии, Нигерии, Южной Африки, Бразилии, Мексики не понимает китайскую молодежь. Между ними существует большая культурная разница. И в интересах будущего, в интересах прогресса необходимо преодолевать культурную глухоту и непонимание.
Возьмем простую вещь — в мандаринском, как и в большинстве диалектов Китая, не существует слова «правда». Просто нет концепта правды. Сравните с западным обществом, где правда — это очень важное понятие. А у китайцев нет такого понятия. Глазами Запада это значит, что китайцы врут. Нет, они не врут. Просто они общаются по-другому.
Совершенно по-другому. Где найти грань в таком общении? Как молодые люди будут общаться с обществом, в котором нет такого понятия, как «правда»? Которое видит его по-другому. Это не делает их неправыми, просто это говорит о том, что мы должны прикладывать усилия, чтобы понять друг друга.
Я смотрю на Южную Африку потому что я выросла там. На всем Африканском континенте больше минералов, чем нужно всему миру. Больше нефти и минералов, чем кому-либо когда-либо пригодится. И там живут потрясающие люди. Невероятные люди. Помимо людей, большое богатство — горная промышленность. Большая часть которой на сегодня инвестируется и управляется китайцами. Большая доля за Россией. Большая доля за США. Но действие, движение, растущие проценты — за Китаем. И я знаю, что молодежь, которая собирается выйти из африканских профсоюзов и заняться горной промышленностью в ближайшие двадцать лет, не знает ни одного китайца. И я знаю, что молодые китайцы, которые собираются управлять этой добычей, не знают, кто такие черные. Я выросла в Африке. Понятно, насколько отличается моя культура от культуры чернокожих, с которыми я выросла. Она невероятно отлична. Мы должны приложить усилия, чтобы понять. И все же, когда ты ставишь двух людей друг перед другом, они видят, что перед ними человек, что это то же самое животное, что и они. Они могут говорить друг с другом, сопереживать.
Но системы не работают по такому принципу. Не существует культурного понимания. Мы в One Young World работаем, чтобы это изменилось. Мы усердно работаем, мы оплачиваем расходы беженцев, чтобы они участвовали в наших мероприятиях, мы платим представителям маленьких государств, чтобы они были с нами. Потому что они должны быть там. Мы не можем упускать из виду судьбы «провалившихся» государств, вокруг которых все идет не так. Афганистан ли это, Сомали, Эквадор или Гвинея-Бисау — в мире не должно быть провалившихся государств. Китай не может себе это позволить, Россия не может себе это позволить, США — тоже. Мы должны убедиться, что мировое сообщество объединяется. Когда я вижу делегатов, этих молодых людей, потрясающих молодых людей на One Young World, я думаю, что у мира есть шанс. Они молоды, у них есть надежда, они находчивы, они занимаются реальными делами. Они открыты состраданию и готовы тратить время и усилия на достижение взаимопонимания с людьми, вне зависимости от того, к какой расе или сословию они принадлежат.
