Есть притча о том, как к еврейскому мудрецу Гилелю пришел учиться человек и попросил того пересказать ему весь Завет, стоя на одной ноге. «Не делай другим того, что ненавистно тебе, — ответил мудрый старец, — а остальное — комментарии». Сегодня юриспруденция — живой организм, изучать который можно всю жизнь, при этом скучно никогда не будет, считает наш колумнист, президент израильской русскоязычной коллегии адвокатов Pareto Capital 80 / 20 ltd. Israel Эли Гервиц.

Есть люди, которые пришли в юриспруденцию, влекомые историями про великих уголовных адвокатов — Плевако, Кони. Я пришел из стыка юриспруденции и бизнеса, причем последний тогда назывался иначе — коммерция. Дело было так: мне четырнадцать лет, я живу в СССР. Начинается гласность и перестройка. Мы сидим с одноклассниками и думаем: не «запилить» ли нам клуб компьютерных игр. Обсуждали вопрос: покупать компьютеры или паять самим, потому что двое из четверых это умели. Решили делать сами, чтобы не обанкротиться из‑за поломки купленных машин.

Я поделился историей с дедушкой — замгендира по сбыту мебельного объединения «Рига». В ответ он рассказал мне о таком явлении, как страховка: ты вносишь незначительную сумму, и, если происходит страховой случай, тебе платят большую. Ты купируешь, или, как сейчас говорят, хеджируешь, свои риски. Я ответил в стиле: «Опять нас обманут, ничего не дадут!» «Но для этого как раз есть адвокаты, — сказал он, — отсудят полагающиеся вам деньги и получат гонорар». Возможность зарабатывать, «ничего при этом не делая», произвела неизгладимое впечатление на несформировавшийся мозг. Ну а если говорить серьезно, то идея системности, заключенная в юриспруденции как науке, была мне очень интересна и близка.

Придя в адвокатуру, организовал свою фирму, маленькую по общеизраильским меркам, но самую большую из русскоязычных. А когда на чисто юридическом поприще стало тесновато и потребности наших клиентов «по ту сторону моста» вышли далеко за рамки решения юридических вопросов в Израиле, была создана компания Pareto Capital 80 / 20. Как учил великий математик, двадцать процентов клиентов приносят вам восемьдесят процентов дохода, другие двадцать отнимают у вас восемьдесят процентов нервов и энергии. От вторых нужно избавиться, а первым уделять максимум внимания. Это не жесткая математическая формула, но принцип несимметричности усилий и их результатов мне очень близок.

Каждый из нас думает, что будет выбито на его могильной плите. Желательно, конечно, чтобы это произошло как можно позже и слова были позначимее. Несколько вариантов я уже набросал. «Правовые теоремы везде более-менее одинаковые, а аксиомы могут очень сильно отличаться». Или так: «Правило Парето-Гервица: принцип 80 / 20 был верен для XX века, для XXI это соотношение ближе к 98 / 2, а в скором времени оно превратится в 99,8 / 0,2». Значимость выбора правильной фишки, на которую ты ставишь, постоянно растет.

С названием фирмы связана веселая история. Когда мы подавали на регистрацию, заявили название Pareto Capital Ltd. В ­Израиле, в отличие от России, не может быть ста ООО «Ромашка». Фирма «Pareto что‑то» уже была. Регистратор сказал, что слово Capital не является отличительным. Надо добавить слова, но не Holding или Investment. И мы решили пошутить и добавили 80 / 20. Я понимал, что регистраторы компаний не обязаны быть такими же мультикультурными или мультидисциплинарными, как обожаемые мной Джаред Даймонд и Юваль Ной Харари. Однако не могу отделаться от мысли: чтó, если бы кто‑то решил создать компанию «Эйнштейн Лтд.» и им бы сказали — нет, нужно что‑то отличительное. Окей, давайте сделаем «Эйнштейн E=MC2». Что ответил бы регистратор компаний? Не вопрос, регистрируем этот ничего не значащий набор символов? Для Pareto Capital 80 / 20 — это не просто цифры, а иронический плеоназм.

В основе философии моего бизнеса лежит образ моста, одна часть которого опирается на Тель-Авив, а другая — на Москву. Я приехал в Израиль в начале девяностых сознательно: мы могли выбрать Америку, но предпочли Израиль. Одни тогда попали сюда, руководствуясь рассказами эмиссаров о молочных реках и кисельных берегах. Другие — из‑за того, что ­Израилю удалось «закрыть Америку» для советских евреев. Третьи — сознательно. Они в подавляющем большинстве остались. А тот, кто приехал от безвыходности или посчитал, что был привлечен обманом, делал все для того, чтобы свалить.

«Вот скажи мне, американец. В чем сила? <…> Я вот думаю, что сила в правде», — фильма еще не было, но этот месседж я уже тогда получил. Вводить в заблуждение, чтобы добиться своих целей, — плохая идея. Тактически — да: можно насильно заставить делать человека то, что ты хочешь, но в этом нет стратегии. Как только ты его отпустишь, он перестанет подчиняться. И с большой степенью вероятности сделает тебе назло. Мне близок принцип «мягкой силы» — не с политической точки зрения, а с юридической. Есть судебный процесс, а есть медиация. В России это сейчас популярная тема. В Израиле процент судебных решений, которые исполняются на практике, намного меньше, чем процент реализуемых медиационных договоров. Твоя готовность выполнить то, к чему привел принятый тобой компромисс, гораздо больше. Говорю своим клиентам, что если в процессе переговоров они «отжали» все, что можно, то они не выиг­рали, а проиграли. Противоположная сторона, вместо того чтобы думать, как вместе захватывать мир, будет думать о том, как отомстить за то, что пирог поделили несправедливо.

И дело здесь не в возможности что‑то обойти. В Израиле вообще очень интересная правовая система. Это некий «андрогинус». Россия относится к континентальной системе; есть англосаксонская система общего права: в Англии, Америке, Австралии. И есть Израиль, где заложены глубинные пласты из турецкой Маджеллы, созданной на основании Кодекса Наполеона; над этим английское право времен мандата. И все это немецкие юристы, сбежавшие от Холокоста, пытаются превратить в цельную государственную правовую систему, не забыв добавить частицу духа еврейского религиозного права. Сумасшедшая смесь, очень интересно работающая.

В этой сложносочиненной системе всегда есть место парадоксу. В Законе о возвращении написано, что базовым правом на репатриацию обладают евреи, то есть те, у кого мама — еврейка. Но это право распространяется и на детей евреев, и на внуков, и на супругов. Есть внутренняя директива МВД, которая говорит о том, что надо бороться с фиктивными браками, ибо, как известно, еврей не роскошь, а средство передвижения. Поэтому вариантом борьбы стало решение подождать годик со дня свадьбы, а институт гражданского брака в рамках Закона о возвращении не признавать вообще. Супруги, пришедшие в консульство, не были расписаны. Израиль признает гражданские браки, даже если они однополые. Единственным исключением являются не узаконенные официально отношения, когда речь идет о репатриации. Так будет всегда, этого не изменить, потому что намного быстрее, дешевле и проще расписаться и подождать год, чем судиться и доказывать, что это требование в вашем случае нелегитимно, потому что есть совместные дети и подозревать вас в фиктивности отношений смешно. Пару отправили расписываться. Муж скончался через четыре месяца после этого. Женщине отказали в репатриации, сказав, что это «свежий брак». И тот факт, что у них с мужем было десять совместных детей, не помог сотрудникам МВД понять, что бороться надо все‑таки не со свежими браками, а с фиктивными, и время с момента их заключения — это не самоцель, а всего лишь инструмент. У дела был счастливый конец: дело в Верховном суде мы выиграли. Но сколько раз в ­Израиле чиновники выносят противоправные решения, с которыми никто не борется?

Поэтому я и говорю нашим российским клиентам: не надо идеализировать Израиль, и разочарований будет меньше.