В прокате сейчас демонстрируется фильм Абдеррахмана Сиссако «Черный чай» (Black Tea). Михаилу Трофименкову показалось, что название «Черная патока» было бы более подходящим. Этот фильм, наполненный доброй волей и слезливостью, слишком медленный и слишком красивый.

Любитель географических и научно-популярных телеканалов найдет в фильме много новой и интересной информации. Например, о принципе «трех глотков», который следует соблюдать при дегустации чая высокого качества. Первый глоток раскроет атмосферу чая, второй позволит оценить его вкус и аромат, а третий — активирует чувственные рецепторы. Затем чай в чашке закончится.

Также в фильме рассказывается о методе «закрытой крышки»: как правильно разливать изысканный чай с древесным углем, чтобы не обжечься. Мы узнаем секреты зимнего сбора чая на плантациях Гуанчжоу: как правильно сорвать и понюхать три листика, чтобы оценить будущий аромат напитка.

На самом деле, «черный чай» — это не название напитка. Китайская чайная традиция слишком богата, чтобы использовать такие вульгарные европейские определения. «Черный чай» — это прозвище, которым Айю (Нина Мело), родом из Кот-д’Ивуара, одарила свою подругу и коллегу по чайному магазину Вэй. Имя Вэй, которое нам сообщают, одновременно означает «излучина реки» или «узорчатое облако». Эта информация, хотя и бесполезная, не обогащает сюжет.

Игровое кино, по сути, снимается не для того, чтобы рассказывать о чайных церемониях и китайской филологии, а для того, чтобы вызывать эмоции. И с этим у Сиссако, похоже, проблемы. Сам режиссер — своего рода «черный чай» в лучшем смысле слова. Родился в Мавритании, вырос в Мали, учился в Москве во ВГИКе у Марлена Мартыновича Хуциева, живет и работает во Франции, а «Черный чай» снимал на Кабо-Верде и в китайском Гуанчжоу.

Фадо, африканские песнопения в исполнении танцующего парикмахера, сладкие напевы китайского уличного оркестра, сливаются в победоносную ораторию мультикультурализма. Сейчас модно говорить о нарастающем китайском присутствии в Африке, и об этом упоминается в фильме. Также упоминается межнациональное противостояние, которое, однако, легко преодолимо.

По «Черному чаю» можно судить, что африканское присутствие в Китае (или, по крайней мере, в Гуанчжоу) не менее мощное. Там существует целый «шоколадный квартал», где выходцы из Сахеля мирно сосуществуют с аборигенами. Именно туда отправляется Айя в поисках своего будущего.

Пролог с несостоявшейся свадьбой Айи — самое забавное и оригинальное в фильме. Зал для нескольких одновременных бракосочетаний украшен примитивными фресками с голубками, несущими обручальные кольца. Экспансивная массовка гостей переживает за новобрачных, как за футболистов. Сами пары брачующихся: хитрый китаец обещал невесте бросить курить после свадьбы, но последнюю сигарету пытается выкурить за секунду до церемонии.

Увы, все дальнейшее снято в жанре «сделайте нам красиво». Сиссако честно и бессмысленно делает красиво. Красиво мерцают китайские фонарики на улицах Гуанчжоу. Красиво расстилаются изумрудно-зеленые чайные плантации, столь же красиво порхает над ними желтая бабочка, которую Айя поймает и подарит влюбившемуся в нее хозяину чайного магазина Ван Цаю (Чжан Хань). Красиво отражается героиня в витринах торговой улицы. Красиво все — от разноцветных чемоданов, которыми торгует девушка в лавке рядом с магазином Вана, до апельсинового сока, мерцающего в стаканах посетительниц забегаловки.

В кинокритике «Черный чай» сравнивают с фильмами Вонг Карвая. Возможно, потому что действие сконцентрировано на улице. Но у Вонга есть нерв, непредсказуемость сюжетных поворотов, уличная энергетика, подлинная красота, драматизм, а то и трагизм лирических отношений. Персонажи Сиссако не проживают свои или чужие драмы, а аккуратно о них рассказывают. Если кто-то сообщает, что у него «нет истории», другие персонажи немедленно раскопают и вытащат на свет историю, не менее сентиментальную, чем их собственные.

Придется признать, что «Черный чай» — это не более чем реклама чайного производства, не относящаяся к искусству кино.