Интервью - Саша Барон Коэн

Интервью — Нелли Холмс

21 октября 2020 года

По Zoom

Борат: «Следующий фильм — передача огромной взятки американскому режиму для получения выгоды славным народом Казахстана»

Amazon Prime

Суд над Чикагской семеркой

Netflix

Нелли Холмс: Мы живем в очень трудные времена, в очень странном мире, и «Борат» только подтверждает это. Что вы делаете в своей личной и профессиональной жизни, чтобы сохранять бодрость духа и не подпускать к себе плохие флюиды? 

Саша Барон Коэн: Не думаю, что я тот, кому следовало бы советовать кому бы то ни было, как справляться с чем бы то ни было. Но я дружу с одним серфером-экстремалом, специализирующимся на катании на очень больших волнах, и он однажды дал мне очень хороший совет, что делать в условиях стресса — несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть носом. В этом фильме было несколько моментов, когда стресс меня буквально давил, и тогда я делал, как он мне сказал. И оказалось, это действительно замечательный способ снизить частоту сердцебиения. Так что все дело — в правильном дыхании. (Смеется.)

Н.Х.: Вы используете свой шанс возвысить голос по политическим, расовым и другим проблемам. Есть ли у вас надежда, что на фоне всех нынешних общественных движений, продолжающейся пандемии и всего остального, что сейчас происходит, человеческое общество проходит некую перезагрузку, столь необходимую, чтобы стать лучше, чем раньше?

С.Б.К.: Трудно сказать. Я же прежде всего актер-комик, а не философ и не академик. Конечно, я бы очень хотел, чтобы мы все слушали ученых и экспертов, а не демагогов. Имея некоторую известность, я не хочу с пеной у рта проповедовать какие-либо взгляды или кого-то к чему-то призывать. У меня есть все основания думать, что мы стоим на пороге чрезвычайно тяжелых времен, потому что количество жертв Сovid-19 будет только возрастать. Немалая доля вины за все это горе, конечно же, лежит на политиках, не желающих прислушаться к мнению специалистов. Будет ли нам всем какое-либо добро на выходе из этого худа, обрушившегося на человечество? Хотелось бы на это надеяться, но впереди еще столько страданий и смертей, что я не могу говорить об этом с уверенностью. В довершение ко всему, исход грядущих выборов настолько не определен, что Америка может в итоге оказаться в намного худшем положении, чем теперь. Поэтому в данный момент мне очень сложно испытывать оптимизм. 

Н.Х.: «Борат» показывает ненависть, фанатичную узость взглядов в смеси с нетерпимостью и другие глубоко сидящие человеческие пороки, которые всегда присутствовали в отношениях людей, задолго до появления социальных сетей. Вы жестко критикуете соцсети, телесериал «Кремниевая долина» и результаты их воздействия на общество. Как вы думаете, можно ли с этим что-то сделать? Что, по-вашему, для этого должно случиться? Или как должна измениться «Кремниевая долина»?

С.Б.К.: Ну, по сути дела, информацию, которую получают миллиарды людей по всему миру, контролирует маленькая горстка индивидов. Это несправедливо и недемократично, поскольку их никто не выбирает, их нельзя заменить, и они никому не подотчетны. То, чему мы сейчас являемся свидетелями, — не что иное, как новая технологическая революция, эффект которой будет намного мощнее воздействия промышленной революции. Тогда у правительств разных стран были в запасе десятилетия, чтобы привести свои законодательства в соответствие с вызванными ею изменениями в обществе, такими как урбанизация и рост преступности, насилие в отношении детей и проституция. И только через много лет удалось минимизировать результаты перегибов промышленников — инициаторов тех глобальных изменений. Что же касается нынешней технологической революции, то сначала все думали, что ее воздействие будет сугубо положительным. Теперь мы понимаем, что у нее есть и весьма негативные результаты. Власти разных стран стараются взять ситуацию под контроль, но реально изменить ее к лучшему получится еще не скоро, а сделать это, конечно, надо. Что же касается соцсетей, я бы сказал, что за последние несколько недель они сделали для улучшения ситуации больше, чем за предыдущие несколько лет. Во многом это происходит благодаря появлению замечательного фильма «Хватит зарабатывать на ненависти!» (Stop Hate for Profit). Так что, я думаю, надежда есть. 

Н.Х.: Что Вы ставили своей целью, снимая «Борат» и его продолжение?

С.Б.К.: На этот раз моей целью было выпустить сиквел до начала выборов. С того момента, как Трамп стал президентом, меня очень беспокоит то, что он подрывает наши демократические институты и что Америка поступательно сползает к авторитаризму. Я очень переживаю по поводу предстоящих выборов и боюсь, что  даже если Трамп проиграет, он вполне может попытаться остаться у власти. Поэтому я хотел, чтобы «Борат-2» стал одновременно и вторым самым смешным фильмом после «Бората», и предупреждением об опасности ухода от прекрасных идеалов американской демократии и скатывания к автократии.

Н.Х.: Вам удалось провернуть столько невероятных трюков, каждый из которых, несомненно, тщательно планировался и готовился. Вы, конечно, можете не выдавать все ваши секреты, но не могли бы вы что-нибудь рассказать о том, как вы обычно организуете такие вещи, как проживание в доме с двумя ультра-консерваторами? Как вы находите таких людей и как завязываете с ним контакт? Как вы все такое устраиваете?

С.Б.К.: Ну, этот фильм заставил меня выложиться так, как никакой другой. С одной стороны, Борат уже был моим всемирно известным персонажем. С другой стороны, я хотел, чтобы в моем новом фильме участвовали реальные, а не вымышленные люди. Сначала задача казалась просто невыполнимой. Но два года назад меня пригласили сделать что-нибудь смешное совместно с Канье Уэстом в день промежуточных выборов в шоу Джимми Киммеля. План был сделать скетч, в котором мы с Канье притворимся, что давно готовим его проникновение в Белый дом для замены Дональда Трампа на него, то есть чтобы президентом стал Канье, для чего мы даже носили трамповские фирменные кепки с призывом снова сделать Америку великой и т.д. Когда я позвонил Уэсту и изложил замысел, он сказал, что на такой номер надо получить разрешение президента, что, конечно, было невозможно. И мне очень срочно надо было придумать для шоу Джимми какой-то другой скетч. Я попросил совета у моего друга Криса Рока, и он предложил взять в работу Бората, которого я не трогал 12 лет и собирался заняться им попозже. Но Крис настоятельно рекомендовал использовать именно его. И вот в бешеной спешке я сумел той ночью найти костюм, раздобыть ненастоящие усы, организовать, чтобы полевые продюсеры провели необходимые собеседования, и связаться со сценарной командой первого фильма. На следующий день мы встретились и приступили к работе. В конце концов я понял, что Борат — идеальная пародия на Трампа, поскольку он его более экстремальная версия. Они оба — женоненавистники и расисты. Оба поддерживают антисемитов. Им обоим плевать на демократию. И оба придерживаются устарелых взглядов. Ну и в довершение ко всему, они оба представляют собой отличное посмешище. То, что президент Трамп и некоторые его сторонники говорят публично, очень часто отдает экстремизмом. И вот я все думал, как бы это как следует высмеять. Беседуя же в образе Бората с некоторыми трампистами, я вдруг понял, что с помощью моего персонажа я могу показать, как далеко они готовы зайти в этом своем экстремизме. Поэтому на том «оружейном митинге» в штате Вашингтон я взял, да и убедил собравшуюся там толпу согласиться с тем, что журналистов надо таки «кромсать» так, как это делается в Саудовской Аравии. Я хотел высветить тот факт, что Америка приближается к черте, за которой демократия кончается, а начинается падение в пропасть автократии, где будет подавляться свобода слова, нападения на журналистов будут не только словесные, но и физические, и где будут сажать за решетку тех, кто осмелится бросить вызов правящему режиму. Как член журналистской ассоциации я знаю, что вашим коллегам теперь часто угрожают, поэтому я и вывел на всеобщее обозрение моего «журналиста — специалиста по фейковым новостям», чтобы насмешить мир в преддверии угрозы, которую нам всем несут следующие несколько недель. 

Н.Х.: Вы знаете, для меня ваш «Борат-2» оказался настолько потрясающим. Поэтому я не могу не спросить, как же вы в итоге себя чувствуете? Какой у вас после всего этого уровень адреналина? Вас самого не поражает ваша способность творить такие вещи, как сцены в женской консультации и на балу дебютанток? Как вам удается делать такое и как вам потом за это ничего не бывает? И где же все-таки  находились камеры?

С.Б.К.: Ну, камеры-то были всегда на виду, поскольку люди, с которыми мы работали, хотели оказаться на экране. А что до адреналина, то те дни были для меня просто выматывающими. Целый год я вставал в 4–5 утра, а после окончания съемочного дня, пока хватало сил, писал и делал продюсерскую работу, как-то выживая на четырех-пяти часах сна в сутки. Попутно приходилось решать обычные актерские задачи: готовиться к исполнению роли, запоминать текст, которого было больше, чем в любом другом фильме, и быть всегда в полной готовности ответить на любые вопросы кого бы то ни было, когда бы то ни было. Обычно актер учит две-три страницы текста в день. Чтобы сыграть в Борате-2, мне приходилось за один день запоминать до сотни страниц диалогической речи. Кроме того, сам персонаж должен был выглядеть настолько трехмерно достоверным, чтобы никто не догадался, что он – всего лишь имитация. А это значит, что моя подготовка включала в себя как знание всего на свете о выдуманном нами Казахстане, так и знание всего и вся о семье Бората, его друзьях, знакомых и о каждом из членов правительства той мифической страны. Мне также надо было распространять совершенно отвратительный запах, чтобы каждый, кто оказывался рядом со мной, сразу понимал, что столкнулся с представителем иной цивилизации. Ох и нелегко было людям находиться в моем присутствии — до того омерзительная была та вонь! (Смеется.) Кроме того, все, что было на мне, вплоть до нижнего белья, было аутентичным. Также и содержимое всех моих карманов и бумажника в любой момент строго соответствовало образу, по моей задумке, на 100% правдоподобного, в котором меня как актера просто невозможно было бы разглядеть. Должен сказать, что это была самая трудная актерская задача, которую мне когда-либо приходилось решать. В одном из эпизодов я прожил в образе 125 часов подряд и даже спал тогда в пижаме Бората, оставаясь им даже во сне. Это была моя самоизоляция в одном доме с теми двумя ультраправыми парнями. Мне надо было узнать их поближе, чтобы показать их глубинную человеческую сущность и таким образом выполнить определенные сюжетные задачи. Для этого мне и пришлось оставаться Боратом на протяжении пяти дней нон-стоп в самых разных местах и ситуациях, таких как тот «оружейный митинг», на который я в конце концов и отправился вместе с ними. Думаю, это было самое долгое и самое глубокое погружение в образ в моем актерском опыте. Помню, во вторую ночь в том доме, оставшись один в своей спальне и даже заперев изнутри дверь, я продолжал ходить по комнате боратовской неуклюжей походкой, пытаясь найти свою зубную щетку. Минут через десять, так и не найдя ее, я вдруг понял, что я — не я, а по-прежнему Борат. По сути, я был уже не в состоянии выйти из образа, даже когда вокруг никого не было, и мне пришлось самому себе напомнить, кто я на самом деле.

Н.Х.: Рассуждая о таких тиранах, как Борат и Трамп, считаете ли вы просто странным совпадением тот факт, что сейчас во многих странах у власти находятся такие похожие по стилю мышления лидеры, как Больсонаро в Бразилии, Мадуро в Венесуэле, Ким Чен Ын в Северной Корее и тот, что правит Филиппинами, которого вы изобразили в первой части «Бората», причем все они называют любую критику в свой адрес фейковыми новостями?

С.Б.К.: Начнем с того, что Дональд Трамп въехал в Белый дом верхом на фейковых новостных историях, убедивших американцев проголосовать за него. С его стороны было блестящим ходом и просто какой-то оруэльской гениальностью присвоить, контролировать и использовать сам термин «фейк-ньюс» против честных и добросовестных журналистов. Он с успехом пользуется знаменитым пропагандистским приемом повторять ложь снова и снова, пока она не укоренится в мозгах людей, так что они постепенно будут считать неудобную им правду фейковыми новостями. Хочу подчеркнуть еще раз: я актер комедийного жанра и писатель. Я ни политический философ, ни ученый, хотя однажды чуть было не стал доктором исторических наук. Тем не менее я бы хотел сказать две вещи. Во-первых, Америка по-прежнему самая влиятельная страна и демократия в мире, поэтому, когда здесь выбирают авторитарного лидера или демагога, от этого брошенного в политическую воду «камня» круги расходятся по всему миру, что дает похожим демагогам больше шансов быть избранными и в других странах. Во-вторых, я ни в коем случае не верю, что общемировая тенденция прихода к власти демагогов — простое совпадение. Я более чем уверен, что это напрямую связано с теми турбулентными изменениями в соцсетях, вызванными развитием интернета. Демократия зиждется на общих истинах, а автократия — на общей лжи. Социальные сети стали самой эффективной пропагандистской машиной в истории, поскольку идеально разносят по всем долам и весям со скоростью лесного пожара все виды лжи, которые разлетаются гораздо дальше, шире и быстрее правды. Поэтому демократические лидеры сейчас всегда находятся в заведомо невыгодном положении, потому что правда, как правило, не возбуждает сильного интереса и часто слишком скучна, чтобы стать рекламой-приманкой. Продолжающаяся технологическая революция контролируется горсткой людей, не заинтересованных в сохранении демократии. В результате за последние пять лет мы не раз наблюдали, как люди совершенно нелогичным образом голосовали против своих же интересов. По этому поводу политические аналитики пребывают в недоумении. Я же думаю, что на настоящий момент сложился прочный симбиоз соцсетей с авторитарными лидерами. Следующие несколько недель определят, останутся ли США демократией или скатятся к автократии. Я твердо убежден в том, что мы все должны возвысить голос против такого поворота. Я — артист и кинодеятель, и моей формой протеста является выход на экраны моего фильма именно сейчас — перед предстоящими выборами. Это единственный  имеющийся у меня способ встать на защиту демократии.

Н.Х.: Вы сражаетесь с такими большими людьми, и я не могу не спросить вас, не боитесь ли вы за себя и за безопасность вашей семьи? Предполагали ли вы в молодости, что ваша жизнь примет такое вот направление? Вы вообще хорошо спите?

С.Б.К.: Ну конечно, как и все люди, я тоже временами испытываю страх. Часто бывает так, что я с коллегами пишу какую-то сцену, и нам всем кажется, что у нас получится замечательная штука. Потом приходит день, когда надо эту сцену снимать, и тут вдруг меня охватывает ужас, и мне хочется убежать куда подальше, а бежать уже слишком поздно. Вот тогда-то мне и приходится напоминать самому себе, зачем я вообще снимаю это кино. Я не знаю, повлияет ли мой фильм на кого-нибудь хоть как-нибудь, но, работая над ним, я четко понимал, что если в этот исторический момент я не сделаю, что могу, как актер-комик, то потом мне будет просто стыдно за себя. Настал час стать либо вставшим во весь рост защитником демократии, либо просто стоящим рядом непричастным зевакой. По-моему, других вариантов сейчас нет.

Н.Х.: Я бы хотела поговорить о «Чикагской семерке». Это замечательный и очень провидческий фильм, как и «Борат». Давайте поговорим об Эбби Хоффмане.

С.Б.К.: Эбби Хоффман — очень сложная, противоречивая и невероятно харизматичная личность. У него было интуитивное понимание того, как надо играть в толпе, а как — в зале суда. И он был готов рисковать своей жизнью, чтобы сделать человеческое общество лучше. Вот почему у меня и бегали мурашки по коже, когда я смотрел ту пресс-конференцию, на которой он все время так уморительно шутил, общаясь с репортерами. И вдруг кто-то из них спросил его, а чем он готов пожертвовать. И Эбби ответил: «Моей жизнью!» Вот такую цену он готов был заплатить, если потребовалось бы! Когда я изучал его жизнь, у меня был консультант по сценической речи, с которым я познакомился на съемках фильма «Хранитель времени» Мартина Скорсезе,  —  легендарный Тим Моник (Tim Monich). В течение 60 лет именно он ставил сценическую речь всем актерам, снимавшимся у Тарантино, Скорсезе и многих других режиссеров. Я очень хотел сделать мой «акцент Эбби Хоффмана» идеальным. Это было непросто, поскольку он учился в Брандейском университете (Brandeis University) в Бостоне и в Калифорнийском университет в Беркли (University of California, Berkeley), и в его речи были черты и восточного, и западного акцентов. Я очень внимательно слушал записи речей Эбби, ловя особенности его голоса, ритма и тональности речи до и после его тюремного заключения. После освобождения Эбби вел передачу на радио, и это был уже совершенно другой голос, в котором больше не было прежней силы и уверенности сильной личности. Это был голос сломленного человека, который мне было очень грустно слышать. Я не знаю, что именно с ним случилось в тюрьме. Помню только, что в первых выпусках своей радиопередачи он дрожащим голосом говорил об ужасных условиях, в которых побывал. Это действительно была трагическая история. Эбби был для меня настоящим источником вдохновения. Особенно меня впечатляли его на первый взгляд абсурдные выходки, несомненно имевшие целью добиться конкретного политического эффекта. Он напомнил мне о драматическом жанре буффонады, средневековой разновидности комедии, раз в год исполнявшейся труппами «раскулаченных» изгоев, обитавших, как правило, за пределами селений, когда их пускали в города и деревни. В своих шутовских постановках они высмеивали властей предержащих, так что это была ранняя, и очень часто весьма грубая, форма политической сатиры. На мой взгляд, Эбби Хоффман был как раз таким шутом-буффоном.