Неолитическая аграрная революция произошла десять тысяч лет назад и изменила жизнь на планете, как вслед за Ювалем Ноем Харари считают многие ученые, — далеко не в лучшую сторону. Несмотря на ее глобальные последствия, культура охоты сохранилась, как и азарт, и инстинкт, толкающий завладеть добычей. Наш колумнист российский государственный деятель, дипломат, основатель студии документальных фильмов «Ястребфильм» Сергей Ястржембский считает, что охота — это искусство, она может быть гуманной, и у нее есть своя философия.

Двадцать три года назад началась моя охота. Будучи послом в Словакии, впервые попробовал и опытным путем выяснил, что восприятие добычи и крови у меня спокойное — все получилось. Начиналась эта история как развлечение и перезагрузка, но сегодня она стала философией. Нет действительности, от которой мне надо было бы убегать ради того, чтобы перезарядить батареи, как это было раньше. В прежние времена спасался от политических и административных стрессов: выходил на природу для того, чтобы перевести дух.

Теперь всё иначе. В последние несколько лет занимался большими природоохранными проектами. Первый — фильм «Кровавые бивни», в котором мы выступаем против промышленного браконьерства — уничтожения слонов ради получения их бивней для ювелирного искусства Китая. Второй — фильм «Тигры и люди» о спасении популяции амурских тигров. Оба проекта были очень хорошо приняты. Сейчас снимаем «Надежды выстрел» — картину о природосберегающей охоте для тех, кто хочет понять, каким образом, охотясь, можно спасать дикую природу и ее биоразнообразие. В кажущейся антитезе, на самом деле, нет противоречия: между браконьером и охотником разница в пропасть. Главная миссия последнего — спасти природу, оставить следую­щим поколениям то видовое разнообразие, которое он застал при своей жизни. Дичеразведение и интродукция — еще один шаг в этом
направлении.

Недавние съемки проводили в Мозамбике. Сегодня он входит в пятерку самых бедных стран мира. Вслед за войной против Португалии за независимость была гражданская война, которая длилась 16 лет и унесла миллион человеческих жизней. Все это время там крошили направо и налево не только людей, но и зверей, ведь это бесплатное мясо, возможность кормить солдат. В 1994 году, через два года после окончания войны, приехали профессиональные охотники-юаровцы и предложили дать концессии, чтобы постепенно создавать условия для трофейной — природосберегающей — охоты. Марк Холден получил двести тысяч гектаров земли в дельте реки Замбези на границе Замбии, Зимбабве и Мозамбика. Сегодня охота идет уже на участке в миллион гектаров. Но двадцать пять лет назад на территории, меньшей в пять раз, было три зебры, сорок черных красавиц антилоп, несколько десятков буйволов и очень мало слонов. Ни о какой трофейной охоте не могло быть и речи, пока не восстановится популяция.

Первым, с чего начали тогда, стала борьба с бытовым браконьерством. Железной рукой навели порядок: вылавливали по двести нарушителей в год и отдавали их полиции. Сегодня число желающих добыть пропитание таким образом снизилось до сорока человек. Полтора месяца назад летал над этими угодьями на вертолете и наблюдал отрадную картину: под нами проходили десятки и сотни животных. Единицы сменились тысячами. Владелец этих угодий запретил охоту на слонов до тех пор, пока их популяция не увеличится в еще большей степени и не появятся taskers — слоны с большими бивнями. Пройдя более тридцати сафари в Африке, могу сказать, что такого количества животных, как в болотистой дельте Замбези сегодня, я не видел нигде.

Второй важный природосберегающий шаг — заинтересовать местное население в увеличении количества животных, доказать им, что их уровень жизни станет более высоким за счет охотничьего туризма. Двадцать процентов от суммы, которую зарабатывает правительство, идет местному населению. Таким образом, в сознании живущих там людей происходит радикальный перелом: не убивать животных «на котёл» выгодно. Восемьдесят тысяч долларов перешло на банковские счета тысячи двухсот местных жителей в прошлом году — это неплохой экономический стимул для прекращения бытового браконьерства. Государство получило от охотников почти полмиллиона долларов. На деньги от сафари построена школа, дети одеты в форму. Организован медицинский пункт с постоянно работающим доктором. Проис­ходит раздача семенного материала перед посевной: картофеля, маиса. Бесплатно раздается мясо от охоты — около тридцати тонн в год. Все это происходит благодаря охотникам в стране, где основная масса населения выживает на один доллар в день.

Последний крупный и амбициозный проект в Африке по восстановлению популяции хищников «Двадцать четыре льва» начала американская компания Cabela Family Foundation. Год назад львов отловили в Южной Африке, пропустили через карантин и завезли на вертолетах. Сегодня их число достигло тридцати одного.

Самая невероятная, азартная и поучительная охота случилась на побережье Тихого океана. Мне довелось помогать прибрежным чукчам добывать кита и снимать об этом фильм «Закон выживания». Они вместе с эскимосами и Канадой имеют ежегодные международные квоты на отстрел моржей, тюленей и китов. Есть бригады, которые занимаются заготовкой тюленьих и моржовых «рулетов» — сворачивают мясо вместе со шкурами. Работа эта необходима: с одной стороны, так сохра­няется культура местного населения, с другой — это вопрос выживания. Автокары отвозят «рулеты» в природные холодильники внутри огромных холмов с вечной мерзлотой. В течение долгой зимы большие поселки питаются этими продуктами.

Бригадир нашей команды Атой заставил меня по‑новому взглянуть на нацию, ставшую объектом многочисленных анекдотов. Чукчи удивительные — узнав их получше, трудно не влюбиться. Талантливые охотники и косторезы, хранящие культуру и выживающие в сложнейших условиях. Сто пятьдесят лет их пытались покорить, но заставить склонить голову так и не смогли. Возможно, высмеивание в русском устном народном творчестве связано с неким подобием мести: это единственный народ Дальнего Востока и Севера, не подчинившийся отрядам казаков, которые шли туда покорять. Только за счет хитрости и дипломатии Екатерине удалось убедить их мирно войти в состав Российской империи. Позже алкоголь и прочие «прелести» цивилизации довершили начатое.

Команда нашей бригады охотников живо напомнила мне механизм швейцарских часов: каждый винтик на месте, идет слаженная и безупречная работа. От момента обнаружения кита в воде с берега до его транспортировки прошло ровно шестьдесят минут. За этот отрезок времени мы взяли, по их словам, «небольшого» кита в четырнадцать тонн. Динамика охоты была невероятной: кит пытался контратаковать — бить лодки телом или хвостом. Мы маневрировали в океане, забрасывая его гарпунами с привязанными к ним поплавками, чтобы туша потом не ушла на дно.

У меня было африканское ружье, другие охотники стреляли из калашникова; охота от первого до последнего мгновения произвела на меня серьезное впечатление. На берегу огромный трофей ждали люди с ножами и ведрами. Пока идет разделка кита, каждый человек из поселка может прийти и унести себе столько бесплатного мяса, сколько может. Из сотни охот, которые у меня были, эта была самая впечатляющая, а люди, с которыми мы столкнулись на ней, наделены многими талантами.

Правда состоит в том, что охота должна быть сберегающей: хобби, не нарушающее экологического баланса. И дело здесь исключительно в числах: Япония добывает китов для всей страны — это промышленный масштаб и нарушение международного запрета. В случае с канадскими эскимосами и чукчами количество несравнимо меньшее — около ста пятидесяти китов и тысячи моржей и тюленей в год. В подобном случае, как и в Мозамбике, речь идет о выживании местного населения, сохранении его культуры. Уверен, что в интересах человечества сделать так, чтобы никто не пострадал: ни люди, ни животный мир. Нужно всегда помнить об этом и держать в голове ориентир: мы должны передать планету другим поколениям в максимально возможном сохранном состоянии, со всем видовым мно­гообразием. В этом наше предназначение и ответ на вопрос, зачем мы нужны Земле.