Станислав Ежи Лец однажды едко выразился: «Электронный мозг будет думать за нас точно так же, как электрический стул за нас умирает». Но для многих сегодня это совсем не очевидно. Компьютерные технологии получили от человека такое развитие, что видятся ему настоящей угрозой — кажется, совсем скоро они станут способны отобрать у своего создателя пульт управления. Мировой бестселлер «Бизнес в стиле фанк» в конце прошлого века предсказал многое из того, что происходит с нами сейчас. Автор книги, шведский экономист Челл Нордстрем в своей колонке объясняет, что никогда не освоит машина и что стоит развивать в себе людям.

Эволюция не может быть права или не права, она просто то, что она есть. Скучать по прошлому нет смысла, потому что оно никогда не вернется, а будущее невозможно предсказать — его нужно создавать. Но кое-что утвердить все-таки можно: дальше нам предстоит иди по одной дороге с искусственным интеллектом.

Я не думаю, что он когда-нибудь победит человека. Все дело в том, как относиться к машинам. Надо понимать, что основное, что нас с ними рознит, — наша возможность ошибаться. Прерогатива человека заключается в том, что он, в отличие от машины, может оступиться: принять неверное решение, влюбиться не в того человека... Машины этого не делают. Им никогда не овладеть чувством юмора, потому что смех у окружающих обычно вызывает некто, делающий что-либо неправильно, — а это же тоже «ошибка». Это та территория, которая всегда будет человеческой. Возможно, искусственный интеллект никогда не ступит на нее по одной простой причине: людям не нужны машины, которые ошибаются.

Если ошибаться — людская привилегия, то это означает, что мы можем быть создателями, потому что невозможно создавать, не допуская ошибок.
— Челл Нордстрем

Созидание нуждается в экспериментах — всегда нужно размышлять, пробовать, смотреть, что получилось. И это так по-человечески — быть изобретательным, ставить опыты, менять что-то. Я говорю не про маленькие, технические изменения, это делают машины, запрограммированные на то, чтобы править уже существующие механизмы. Мы же в состоянии переворачивать вещи с ног на голову: придумать что-то новое может только человек. Хотя бы потому, что у него есть фантазия.

Это существенная разница между людьми и развитыми приматами вроде шимпанзе или орангутанга — наличие воображения. Мы можем жить вещами, которых физически не существует. Например, Богом. Как объяснить шимпанзе, что там, наверху, есть некто, наблюдающий за нашей жизнью? Невозможно убедить шимпанзе и в том, что с ним что-то случиться после смерти. Религия — это фантазия людей, полная придуманных ими историй. И есть современные «истории», которые, как я думаю, представляют собой гораздо более серьезную проблему, чем кажется. Одна из них — «история» о национальном государстве. Вот — Италия, а здесь — Австрия, там — Украина, и так далее. Границы, которые мы построили, создают все больше проблем. Многие из них полностью искусственны в том смысле, что да, они существуют, но люди одной и той же национальности находятся по разные стороны этих границ. Например, курды: они проживают и в России, и на Украине; и в Ираке, и в Иране. Если вы спросите меня, что бы я изменил: убрал бы границы. Без них люди объединяются гораздо лучше.

Мы просим компьютеры о простых вещах: играть в шахматы или водить машину. Но разрешить конфликт на Ближнем Востоке уже не так просто. Для этого не существует программы. Как помирить Палестину и Израиль? Это — сложная проблема. Как помочь мусульманам стать счастливее, чтобы они не врезались в толпы людей в Нью-Йорке? Этого компьютеры не могут решить. Человеку еще есть, чем заняться, поверьте.

Но люди все равно боятся технологий. «Что же будет дальше?! Неужели мы останемся без работы?!» — многих волнует именно это. Но давайте внимательно посмотрим, например, на современного врача. Русского, швейцарца или американца, не играет роли. Факт состоит в том, что сегодня врач по сути является секретарем с высокой заработной платой. Да, он выполняет секретарскую работу, будучи вынужденным заполнять всякие бумажки. Административные дела отнимают более половины его рабочего времени. Но это же то задание, которое мы можем дать нашим прекрасным машинам! И если занять этим их, у вашего врача появится больше времени на то, чтобы обнаружить, что вы были в Индии пару месяцев, выяснить, что вы ели, пока были там, и понять, что не так с вашей пищеварительной системой.

Сегодня практически в каждую сферу профессиональной деятельности люди внедряют машины. Но единственное, что происходит вследствие этого, — у нас появляется больше времени на более человеческие вещи. Некоторые бухгалтерские фирмы — KPMJ, Ernst & Young — используют машины и при этом нанимают больше людей, чем когда-либо. Больше, не меньше. Мы можем наблюдать, как машины и люди сотрудничают. Например, я хочу поехать в Стокгольм. Используя Интернет, то есть машинный интеллект, спрашиваю у друзей, в каком отеле лучше остановиться, какие места в этом городе посетить. То же самое происходит и в любой другой сфере. Я думаю, у людей есть непонимание того, что искусственный интеллект никогда не сможет выполнять абсолютно все работы за нас. Машины продолжат делать те вещи, которые могут делать хорошо. Все, что может быть оцифровано, люди оцифруют. Но всегда будут существовать такие области, в которых мне и вам не будет равных. Так будет до конца наших дней.

Да, сейчас многие отрасли используют машины или машинные алгоритмы, как их называют. И финансы, и сфера развлечений, и многие другие. Но когда все используют одни и те же алгоритмы, их нужно менять. Иначе есть риск проиграть конкуренцию. Быть уникальным необходимо. Я отчетливо понял это однажды на лекции Гарольда Блума, профессора Йельского университета.

За окном аудитории зеленел летний Стокгольм, но лекция по литературе была настолько прекрасна, что только Блум притягивал все внимание слушателей. Когда нам показалось, что все уже закончилось, профессор обернулся, взглянул на нас пронзительно и сказал: «Запомните, дамы и господа! Есть только двадцать шесть книг, которые вы должны прочитать — все остальное просто копии». Затем он вывесил список этих книг. Достоевский, кстати, был там. Шекспир, Кафка. Что Блум имел в виду? Я не уверен, но он, кажется, утверждал, что есть двадцать шесть оригинальных произведений о человеке и проблеме, с которой они связаны. Одна из них — любовь. Есть книги про власть и силу. И в целом таких историй двадцать шесть. Остальные — просто копии. Или, как я их теперь называю, «караоке». Мы пытаемся перепеть то, что создано было другими.

Уже вечером я шел по шведской столице и решил разглядеть город повнимательнее. Проходил отель Raddison: все абсолютно такое же, как и в других отелях. Стойка ресепшена, номера. Провел взглядом по дорогам: мимо неслись машины. Все они похожи. Я не понимаю, это проехал Opel или Toyota? А может, Volkswagen? Мы можем копировать все до бесконечности, но это не значит по-настоящему создавать. И самое страшное, что этот вызов стоит перед нами не только в литературе: как вернуть себе оригинальность?