Одна из самых вдохновляющих тенденций нашего времени — взрослые успешные люди, которые неожиданно для окружающих садятся на студенческую скамью. Учатся истории, математике, философии, психологии, рисованию и агрономии — для дела и для расширения кругозора, чтобы разобраться в себе и чтобы успеть сделать еще одну карьеру. И вот вам монолог студента-очника магистратуры МГУ Вадима Дымова об отражениях отечественной истории, о «Республике» и запросе на справедливость.
21 век — это в каком‑то смысле поединок цифры и слова. Мне интересны все современные технологии, но я не готов ради них жертвовать тем периодом своей жизни, который пришелся на другую эпоху. «Цифра» обездушивает, она масштабирует кратно: цифровая фотография фиксирует момент, и кажется, что неплохо передаёт суть, но суть ли она передаёт? Это скорее срез, словно томография, которая точно сканирует мозг. Показывает точный макет, слепок. Но что дает жизнь, каково внутренне содержание этого слепка? Об этом цифра молчит. Гораздо больше жизни в традиционной черно-белой фотографии. В ней, порой тронутой временем, выцветшей или пожелтевшей, гораздо больше личности, правды о том, кто на ней запечатлен, или правды о том, кто ее сделал. Там больше души, больше чувства, и мне это близко.
Мне нравятся открытые отношения, мне нравится чистота восприятия речи, мне нравится прямое общение, мне нравятся человеческие эмоции, мне очень нравятся живые истории людей. Не отсканированные, а пережитые, услышанные, пусть даже пересказанные в чужой интерпретации, но так, чтобы ты понимал, в каком контексте это было сказано, какие чувства человек испытывал, в какой период времени это происходило.
Ради этого я поступил в магистратуру МГУ, чему рад безмерно, хоть там и непросто учиться. Магистерская программа «История России XIX века — начала XX века». Этот период самый яркий, самый насыщенный документами, есть там многое, над чем хочется работать. Через документы и исторические свидетельства соприкасаешься с людьми, жившими когда‑то, и видишь отражение каждой личности в истории России, множество поведенческих паттернов, которые имели место быть тогда и присущи определенному типу людей сейчас. Это говорит о том, что преемственность поколений, национальных черт реально существует, несмотря на эмиграцию после революции 1917 года, на уничтожение дворянства.
И в то же время трагическая разорванность интеллигенции и народа чувствовалась на протяжении всей истории России. Лишь немногие пытались как‑то сократить эту внутринациональную пропасть, но все это было прервано революцией. Да и сейчас мы повторяем ту же ошибку, когда мы не хотим слышать друг друга и делать какие‑то конструктивные шаги. У нас большая интернациональная страна, свои богатства, свои особенности. И у нас исторический дефицит диалога, на мой взгляд. Надо стараться сближаться, стараться быть терпимым, а это непросто. Наверно, культура и есть то, что создает пространство для диалога людей разных социальных групп, мировоззренческих установок. А это никакая даже самая мудреная и продвинутая «ЦИФРА» сделать не в силах.
Только «СЛОВО». Диалог всегда лучше конфликта.
Взаимоотношения интеллигенции и власти, как правило, сложные. Особенно в России. Это не ведёт ни к чему хорошему. Те же французы не видят во власти плохого заранее, чиновник либо совершает плохие поступки, либо не совершает, общество реагирует, и его наказывают. А у нас изначально нет кредита доверия к власти, потому что в текущем режиме она обязательно чем‑то дискредитирована. И, в первую очередь, тем, что поступки чиновников всех уровней практически никак не связаны ни с наказанием, ни с поощрением. Чиновнику можно что‑то сделать и не уйти в отставку, можно быть участником крупного скандала и остаться на своём месте. Как люди будут к этому относиться? Это подрывает доверие между обществом и властью, идет вразрез с требованием и ожиданием справедливости, на которую в России во все времена был главный запрос. Не на милосердие, не на демократичность — на справедливость.
Я пошёл на исторический факультет, потому что мне нужны знания: хочу разобраться в вечных русских вопросах. Такое у меня непреодолимое желание. Для моих знакомых я сумасшедший, потому что учусь на очном отделении. Они спрашивают, не продал ли я свой бизнес? Как я нахожу время для магистратуры? Им кажется, что учебу невозможно совмещать с бизнесом. А у меня нет с этим проблемы, нет проблемы в том, чтобы учиться и расти. Мне это помогает разобраться в жизни. Изучая судьбы предшественников, я постигаю себя. У меня было увлечение политикой. Думаю, я к ней ещё вернусь, и для этого тоже мне нужно историческое знание. Надо глубоко разбираться в основах прошлого, чтобы претендовать на возможность формировать будущее твоей страны.
Кстати, сейчас в обществе есть большой интерес к истории. Всегда есть желание расширить историческую полку в «Республике». В первую очередь — мемуары, исследования, но и популярная литература, конечно, Юзефович, Акунин. Популяризация — это тоже важно.
Считается, что молодежь сейчас не читает книг, а если и читает, то в цифровом формате, поэтому «Республике» предсказывали неудачу. Действительно, какое‑то время «Республика» не зарабатывала, конечно, мне хотелось, чтобы это было не так, но цель заработка не была приоритетной. В первое время для меня было важно сделать проект, который возник у меня в голове. Он нарисовался, и мне захотелось его оживить. Это получилось.
За последние пять лет в «Республике» произошли некоторые изменения, она сейчас вполне самостоятельный проект, развивается на свои средства, я туда больше не инвестирую. Удаётся и к книге интерес повысить, но и в целом форматы какие‑то интересные придумать.
Я знаю все книжки, которые там есть. Практически наизусть знаю все полки. Конечно, ТОП-20 книг я воспроизвести не смогу, но что было, что будет из поступлений, знаю. Для меня это не просто книжный магазин — это дом, и я не могу представить интерьер лучше, чем там. Я считаю, что «Республика» — это работа мечты для молодого человека. Если бы мне было 18, я бы работал там просто консультантом. У нас есть небольшое правило: мы просим ребят не рассказывать людям того, чего они не знают, а говорить о том, что им самим нравится, что они знают очень хорошо. Сейчас я бы рассказывал покупателям, в первую очередь, об исторических книжках.
Я бы никогда не сделал «Республику», если бы не тратил себя. Если ты себя не будешь тратить, люди тебя не будут ни ценить, ни уважать, ни любить.
Всё время хочется что‑то делать. Иногда то, за что берешься, кажется невозможным. Но ведь делать невозможное гораздо интереснее, чем повторять свой или чужой опыт. А в невозможном есть свой кураж и своя логика. И в этом пространстве — пространстве невозможного — даже ошибки кажутся победами. Главное, успеть их сделать, чтобы не жалеть о несделанном.
